Легенды

Легенда семнадцатая

ЗЕМЛЕКОПЫ

В самом начале лета 64-го, через день или два после приезда в «английский» лагерь, кому-то из мудрых наставников наших пришло в голову, что надо назначать двух мальчишек в ночной караул отваживать плохишей, которые могут во тъме прокрасться на территорию с неблаговидной целью, например чтобы посягнуть на честь юных дев. 

В первую ночь караульными назначили Андрея Рогатнева и меня.

Пункт охраны – кострище с вытоптанной вокруг травой – находился под огромными березами, на высоком берегу реки, примерно в геометрическом центре расставленных полукругом просторных солдатских палаток, служивших жильем юным изучателям английского и их наставникам.

К дежурству мы с Андреем подготовились основательно – запаслись оружием (топором), фонариками, дровами, чайной заваркой, картошкой и бутербродами с оставшимися от обеда котлетами.  Андрей притащил гигантскую отцовскую казачью бурку из толстого черного войлока, выданную ему родителями, я полагаю, для предохранения чада от июльских холодов.  Бурку мы использовали в качестве подстилки и, впоследствии, одеяла.

Дежурство началось около 10-ти вечера, после отбоя, и должно было продолжаться до середины ночи, когда в караул заступала следующая пара.  Поначалу из палаток были слышны разговоры и хихиканье, но постепенно лагерь затих.  Прихватив с собой для храбрости топор, мы обошли территорию, в поисках нарушителей высвечивая фонариками темные кусты.  Потом разожгли костер, согрели в котелке воду, заварили чаю, испекли в золе несколько картофелин, с присущим юности аппетитом (см. воспоминания на эту тему Колосовой, того же Рогатнева и др.) употребили всю имевшуюся в наличии снедь и, с набитыми до отказа животами, удобно устроились на бурке-подстилке нести дальнейшую караульную службу по охране спокойного сна своих товарищей и подруг. 

Ночь была тихой, потрескивал костер.  В черных прогалинах неба между березами светили яркие летние звезды.  С реки тянуло прохладной сыростью, от которой мы завернулись в бурку как в спальный мешок...   

Разбудил нас громкий голос Ирины Яковлевны:  «Это еще что такое!»  Уж не знаю, что ей пришло в голову, когда она, проснувшись среди ночи то ли проверить посты, то ли по другой потребности, увидела двух посапывающих во сне мальцов завернутых во что-то огромное и черное.

Надеюсь, что этот сон на посту был для Андрея, выбравшего впоследствии военную карьеру, самым серьезным нарушением устава караульной службы.

Суровое наказание не заставило себя ждать - на следующий день мы были приговорены к искуплению вины физическим трудом, вероятно с целью вывести нас на уровень homo sapiens.  Поскольку в тот момент, в ожидании приезда начальства и родителей по поводу торжественного открытия, по всему лагерю проводились обширные работы по обустройству, в том числе и земляные, мы были направлены отбывать трудовую повинность на самый тяжелый участок - копание ям. 

Мне судьба определила копать в паре с Годжеллой яму под устанавливаемый шест для флага - ободранную от веток и коры, приличных размеров сосну.   Как там оказался Юрка Годжелло мне не ведомо, скорее всего Макарыч или кто-то другой из наставников ему просто сказал:  «Годжелло! Пойдешь копать яму!»

Андрею досталась менее престижный участок работы - копание ямы под отхожее место, то есть под проектируемый - а впоследствии и сооруженный - дощатый сарайчик, разделенный перегородкой на половинки М и Ж.  К тому же, наша с Годжеллой яма была в центре всеобщего внимания, посередине лагерной поляны, где деревьев не было и копать подмосковный суглинок было сравнительно легко, а андреева - на отшибе, среди мелких деревьев и кустарника, проросших землю частыми и довольно толстыми корнями.  К тому же копал Андрей один – ни поговорить, ни отдохнуть пока другой работает... Когда я навещал Андрея на его рабочем месте, вид у него, скажу откровенно, был не очень счастливый.

Бревно-флагшток у комля было всего сантиметров 30 в диаметре, и яму мы с Годжеллой выкопали небольшую, но аккуратную и очень глубокую, метра в два, причем настоял на этом я, ссылаясь на старшего брата-архитектора и заявив, что 10-ти метровый столб, поставленный в яму меньшей глубины, обязательно завалится.  Полагаю, что именно в тот момент и пробудились во мне архитектуно-инженерные талаты. 

Копали мы с Годжеллой эту яму с остервенением дня два или три.  На последних этапах работали в два этажа, поскольку развернуться внизу было негде. 

Яма, а точнее дыра в земле, получилась замечательная – все подходили, ахали и цокали языками.  Потом я с азартом участвовал в прилаживании к столбу скоб из согнутых гвоздей, натягивании веревки и установке столба на место - количеством участников последнее напоминало строительство египетской пирамиды.   

Усердие мое было замечено, и при рассмотрении кандидатур для поднятия красного флага во время торжественного открытия наставники наши почему-то решили, что это должен делать я.  Понятно, что доверить столь почетное дело мальчику, копавшему яму под сортир они не могли, но были же другие достойные кандидатуры!

Знали бы они, какую чудовищную ошибку совершают, выбирая того, кто несколько лет спустя уедет в далекую Америку с мыслью, тоже глубоко ошибочной, о том, что уезжает навсегда...