Легенды

Легенда двадцать вторая

Писал Терлицкий

Юные мичуринцы

Работавший в дни s2067 в школе профессиональный пионервожатый Николай Алексеевич был в ту пору сухоньким мужчинкой двадцати с чем-то лет, с небольшой, но уже лысой, как коленка, головой, существом неумным и гиперактивным. Свою неуемную энергию он тратил на попытки организовать учеников школы в будущих строителей коммунизма и донимал их даже после того, как им исполнялось четырнадцать и они, таким образом, выходили из пионерского возраста.  С уже почти взрослыми 10- и 11-классниками он продолжал обращаться как если бы они по-прежнему были несмышлеными пятиклашками, и часто ябедничал, например на мальчишек, куривших в туалете на 4-ом этаже. 

Напомню, что в 1965 страна перешла с одиннадцати- на десятилетнюю школьную программу, то есть в 66-ом выпускались два учившихся непосредственно перед нами класса, которые были последними в «простой», а не «специальной» школе.  С учителями они обращались по-московски жестко, например, физкультурника Эмильмакарыча, любившего слишком назойливо страховать девушек на гимнастических снарядах, как-то раз спустили с лестницы. 

У тогдашних одинадцатиклассников произошла с НА вот какая история.

После его очередного доноса их терпение лопнуло. Он был отловлен в школьном саду и привязан к Мичурину (см. Вокабуляр s2067 – 2-ое издание).  На голову НА поставили открытый пузырек с чернилами - чтоб не орал и не дергался.  Потом отсчитали десять шагов, провели по земле черту и стали собирать камни, приговаривая: «Щас будем играть в Вильгельма Теля…»   По слухам, НА от страха описался, после чего был под улюлюканье отвязан и отпущен.

Хотя я и узнал об этой истории из заслуживавших доверия источников, но очевидцем не был и за достоверность не поручусь.  Потому-то она и называется легендой.

Прислал Владимир Эстерлис

Герой легенды 22 Николай Алексеевич работал и при нас.
Пока мы были пионерами, он был старшим пионервожатым.
Потом, выйдя уже и из комсомольского возраста, стал завхозом, а также служил для затыкания всяческих дыр, например преподавания гражданской обороны (у вас ее не было?).
Он также продолжал ловить в туалетах курильщиков, что описано в одном из куплетов большого стихотворения, помещенного в существовавшем у нас некоторое время рукописном журнале:
 
             Коль зубы болят, покурить бы нам надо,
             Но где покурить - вот вопрос.
             Завхоз, как волшебник в старинных балладах,
             Имеет чувствительный нос.
 
Занятия по гражданской обороне проходили, кстати, в очень пыльном и неуютном бомбоубежище (см. Вокабуляр), что также описано, уже в другом произведении:
 
                    На практических занятьях Коха палочки едим,
                    Тонны пыли поглощаем,
                    В бомбоубежище сидим.
 
Впоследствии Николай Алексеевич, по слухам, сумел, несмотря на явные проблемы с головой, закончить заочный пединститут.
О дальнейшей его судьбе не знаю. Видимо, после ухода Антона Петровича его турнули из школы.

 Прислал Андрей Коршунов

Никола

 Странным человеком был наш старший пионервожатый Николай Алексеевич. Но что мы о нем знали? Да, толком, ничего. Никола с лысиной, как у Ленина (насчет лысой, как коленка, головы, на период середины 60-х не согласен – припомните: темя и макушка были лысыми, а от затылка до ушей шли рыжеватые волосы); строчка, которая пелась на мотив Орленка: «Никола, Никола, взлети выше школы»; какая-то психованность, нараставшая с возрастом; обидное прозвище «микроцефал». И все.

Мне же волей судеб пришлось с ним столкнуться поближе. Все произошло из-за того, что весной 1966 года, когда пришло время вступать в комсомол, я заболел. Мало того, что я июньский и  в нарушение Устава ВЛКСМ вступал в мае, не дотянув до 14-ти лет, так еще и заболел. А надо идти на бюро райкома комсомола на утверждение. Тогда школа еще находилась во Фрунзенском районе, и райком располагался рядом с  Миусской площадью.

Я забил копытом, что, несмотря на температуру, пойду в райком. И Николай Алексеевич пришел к нам домой урезонивать меня, что вполне можно подождать и до осени, что здоровье надо беречь, а комсомол от меня не уйдет.

Так или иначе, он просидел у нас целый вечер, разговаривая с моими родителями. На части разговоров присутствовал и я, но меня из-за температуры постоянно загоняли в постель, откуда я с таким же постоянством вылезал.

Никола за этот вечер рассказал родителям всю свою жизнь. И мне как-то легло на душу, что этот странный, но, в общем-то, безобидный и, в принципе, незлой человек страшно любит свою работу и старается выполнять ее достойно в том смысле, как он это понимает. С каким восторгом и упоением он рассказывал о пионерских лагерях, линейках, кострах, походах! Тогда же я узнал, что он не получил образования потому, что тащил на себе своего младшего брата, которого растил вместо родителей. Относился он к брату с большой любовью и звал Кисой. Брата он вырастил и, работая сам,  дал ему возможность получить высшее образование. Жили они тогда с братом в больших домах напротив метро «Красносельская». Знаю я это потому, что ему потребовалась зачем-то пишущая машинка, и он попросил у моих родителей бывшую у нас портативную немецкую Олимпию. Держал он ее долго, а ехать за ней пришлось мне. Так я и увидел и их с братом квартиру, и его младшего брата. После того визита к нам у нас с Николаем Алексеевичем сложились неплохие отношения, продолжавшиеся до самого окончания школы.

Потом, когда были сборы 1983 и 1988 годов по поводу 25- и 30-летия школы, я видел его и пытался заговорить, но он отвечал как-то односложно и не хотел поддерживать разговора. Выглядел он хмурым и каким-то настороженным. По-моему, больше я его не видел.

Странный, но, в общем-то, безобидный человек.

 

Hosted by uCoz