Легенды

Легенда двадцать седьмая

«Вселенский хай» образца 1967 года

Вселенский хай изобрели уже давно. Это была высшая и чудовищная форма гимназических бунтов. Вселенский хай объявлялся прежде всего лишь в крайних случаях, когда все иные методы борьбы с начальством оказывались бесплодными.

Л.Кассиль «Кондуит и Швамбрания»

Произошло это зимой 1967/68 учебного года, по-моему, если мне не изменяет память, в декабре. Точно уже не помню. Помню только, что была зима, лежал снег, а на Патриках работал каток.

Английскую литературу преподавал нам Роман Аркадьевич Каплан. По моим понятиям, это тот самый Каплан, который содержит сейчас ресторан «Самовар» на Бродвее.

Тогда это был молодой (по моим нынешним, но не тогдашним понятиям) человек, носивший курчавую аккуратную бородку и модно одевавшийся. Так, например, он приходил на уроки в черном костюме с черной водолазкой. Вел он уроки интересно, держал себя свободно и раскованно – мог на уроке закурить, сесть нога на ногу, облокотившись о стол, и в такой позе продолжать рассказывать. Учителем, на мой взгляд, он был хорошим.

Где-то во второй четверти Роман вдруг исчез. Говорили, что Роман болен, что лежит и не может поднять головы. Так продолжалось достаточно долго. Потом поползли слухи, что Романа увольняют среди учебного года за манкирование своими педагогическими обязанностями. Нам, честно говоря, очень не хотелось, чтобы Роман ушел.

У кого и как возникла идея подать Антону Петровичу петицию с выражением протеста старших классов против увольнения Романа, я не помню.

Помню только, что обсуждение этой идеи началось во время уроков в школе и что в организации всего этого мероприятия активнейшее участие принял комитет комсомола школы во главе с исполнявшей обязанности секретаря ученицей 10, по-моему «А», класса Леной Наумовой. Секретарь комитета комсомола моя одноклассница (тогда – 9 «Б») Наташа Четверикова лежала в это время в больнице с травмой позвоночника. До сих пор я испытываю твердую уверенность, что, будь она на месте, у нас ничего бы не получилось.

Как ни странно, основное решение о написании петиции и ее основные положения были приняты не в школе, а вечером на катке на Патриках. На следующий день четвертый этаж школы, где сидели четыре старших класса, напоминал что-то среднее между гудящим ульем и активно двигающимся муравейником. Дисциплина на уроках, по крайней мере, в нашем классе соблюдалась, но на переменах народ кучковался, бегал с листками из класса в класс – шли окончательное согласование текста петиции и ее подписание. Учителя ходили по этажу ближе к стенкам, но ничего не предпринимали и делали вид, что ничего необычного не замечают.

К концу учебного дня петиция была написана и подписана всеми присутствовавшими в школе учениками 10-х и 9-х классов, за исключением одного человека. Первой стояла подпись Лены Наумовой, второй – моя, как ее заместителя.

Право вручить Антону петицию доверили мне. Нас пошло несколько человек, кто, к сожалению, не помню. Мы нашли Антона где-то в необычном месте, то ли в подвале со стороны буфета, то ли в буфете – точно уже не помню. И я, сказав, что это ему от старших классов, вручил ему листы с петицией. Если я не ошибаюсь, написана она была на листах из тетради в клетку. Антон спросил, что это. Потом прочитал, сказал, что он ничего не знает, что никто никого увольнять не собирается. Мы довольные и гордые разошлись по домам.

Надо честно признаться, что сейчас бы я не пошел вручать такую петицию. По непроверенным слухам, мы вручили петицию Антону в день, когда в школу должна была приехать, но не приехала комиссия МГК КПСС.

Низко кланяюсь Антону Петровичу – он никому из организаторов за такую выходку ‑ а это был все-таки 1967 год ничего не сделал. Никаких репрессий не последовало.

В общем, нам ничего не было. Моя соседка по парте ныне покойная Таня Полещук, перезванивавшаяся с Романом, позвонила ему и сообщила о наших действиях. Роман взвыл, что мы наломали дров.

Судя по последующим событиям, по шапке за утечку информации, как я теперь понимаю, получил Семен Анисимович Шейман. Кстати, в дополнение уже к перечисленным на сайте прозвищам, мы его звали Ананасом.

Семен Анисимович затребовал на следующий день от нас тетради по английской литературе. Их, естественно, в том виде, как они должны были бы быть, не было. Я, помнится, за один вечер написал конспекты по пройденным темам, но по-русски. И на вопрос Шеймана, что это такое, нагло ответил, что мне так, переводя на родной язык, легче писать. Шейман, разговаривая с нами, вел себя странно – игриво заговаривал, похохатывал. Смысл его речей сводился к выражению кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно».

В общем, так или иначе, но Роман вел у нас английскую литературу до конца учебного года. Потом он ушел, а на его место пришла Нина Александровна Зархи. Но это уже другая история.

В последствии, после окончания школы, общаясь с учителями, я ни разу не слышал ничего по поводу нашей двухдневной бузы. Подтверждение тому, что это все-таки было, я получил лишь в 2003 году на 45-летии школы, спросив Нину Ивановну Тимонину в лоб, помнит ли она нашу бузу. Она сказала, что такой факт имел место.